указав дулом пистолета на Григорьева, – когда вдруг почему-то решил, что ему прощены все прегрешения.
– Опусти пистолет, придурок, – сказал Слава.
– Закрой свой рот и больше никогда меня не перебивай! – крикнул Сугробин, резко повернув пистолет в его сторону.
В этот момент Григорьев совершил какое-то неловкое движение, Сугробин повернул голову, и мужчина, оказавшись вне поля зрения Сугробина, расторопно ударил его тростью по руке. Инстинктивно Сугробин нажал на курок. Бах! И пуля пробила закрытую дверь. Слава накинулся на Сугробина и повалил его на пол. Тут же подбежал Григорьев и ногой выбил пистолет из его руки.
– Все живы?! – вытирая пот со лба, спросил Григорьев.
– Я убью тебя! Сука! – заорал Сугробин, попытавшись вырваться, а потом захрипел от злости.
Полиция приехала быстро, обнаружив на месте уже задержанного подозреваемого, троих свидетелей, а перед домом убитого шальной пулей Дмитрия Борисовича.
13
За день до этого.
– Дмитрий Борисович, – сказала Ларочка, – вы уверены в том, что вам следует вмешиваться?
– Да, Ларочка, – спокойно ответил доктор, – я уверен. Ещё никогда я не был так уверен.
– Но… Если вы сами пострадаете?
– Ну что ж, значит, такова моя судьба.
– Судьба?! Вы это серьёзно?!
– Да. В конце концов, кто-то должен прекратить это.
– Но почему именно вы?! У меня каждый раз складывается ощущение, что вы что-то недоговариваете.
– Да, Ларочка, недоговариваю.
Доктор пристально посмотрел в напуганные глаза Ларочки, сел в кресло, выдержал паузу и сказал:
– Теперь, наверно, уже можно вам всё рассказать…
– Да уж, будьте любезны! – сказала Ларочка, придвинула стул и села.
– С чего же начать?.. – вслух задумался доктор. – Да, пожалуй, с этого… Несколько месяцев назад я начал получать анонимные письма, подписанные одной буквой – Д. Писала девушка. Не имея возможности посещать психотерапевта, она пыталась таким образом получить хоть какую-то психологическую помощь. Она была беременна, и поначалу мне эта ситуация показалась вполне обыденной. Страх перед родами и попытки скрыть этот страх от мужа. В первом же письме она попросила оставить ей ответ в условленном месте – в старой лодке на пляже. Так мы и начали тайную переписку. Как я уже сказал, поначалу я не видел в этом ничего особенного. Но в очередном письме она описала один свой сон. В следующем – ещё один. И так далее. В общем, я начал изучать её сны.
Дело в том, что, ещё будучи студентом, я изучал концепции сновидений Фрейда, Фромма и других учёных. Но все эти концепции меня не устраивали. И как я вам уже ранее рассказывал, я увлекался философией. И в одной из философий снам уделяется особое внимание. И когда я начал изучать сны этой девушки, я вспомнил про эту философию, и у меня вдруг стала вырисовываться довольно интересная картина происходящего.
Согласно этой философии мы одновременно проживаем бесконечное количество жизней, при этом в разных жизнях мы можем принимать совершенно разные решения, что приводит нас к разным последствиям. В так называемой реальности эти параллельные жизни как будто не пересекаются. Но вот во снах!.. Согласно этой философии именно поэтому в наших снах мы можем видеть себя в совершенно разных ролях, иногда более счастливых, иногда наоборот, но именно во снах, в глубине нашего подсознания, всплывают связи между нашими параллельными жизнями.
И сны этой девушки натолкнули меня на мысль, что в этом городке происходят какие-то странные события. История каждого из моих пациентов как будто представляет один из вариантов параллельной жизни одного и того же человека.
– Того мальчика? – спросила Ларочка.
– Да. И тогда я начал ещё глубже изучать эту философию и узнал, что существует метод, который позволяет человеку в течение одной жизни вырваться из бесконечного круга страданий. Но самостоятельно этот человек прийти к этому методу не в силах. Для этого ему необходима помощь наставника, гуру.
И вот здесь то я и начал свою революцию. Поначалу меня мучили нравственные вопросы. Типа: какое я имею право примерять на себя роль бога или там ангела-хранителя? Но, во-первых, я человек учёный и в бога не верю. А даже, подумал я, если он и существует, то тогда никто иной, кроме него, и не мог вложить в мою голову такие мысли, а значит – я делаю всё правильно.
Итак, чем глубже я изучал этот метод, тем более убеждался, что психиатрия как наука находится на младенческой стадии развития. До сих пор мы рассматривали психопатологию как субъективную реакцию на жизнь, тогда как это вообще никакая не патология, а лишь одна из форм нашего сложного многоуровневого сознания.
Но наука опирается на доказательства. Как мне доказать эту теорию? И вот для этого мне и понадобился помощник… – доктор с улыбкой взглянул на Ларочку.
– Я-я-я?! – опешила она.
– Да, Ларочка. Мне нужен был человек, ум которого ещё не обусловлен рамками всяческих научных концепций. Мне нужен был ум, который слепо поверит в мою революцию. Но при этом ум скрупулёзный, который поможет систематизировать мои исследования. Все они здесь, – доктор приоткрыл ящик стола. – В этом столе история моих нетрадиционных заключений по всем пациентам.
– Дмитрий Борисович, вы сейчас так говорите, словно оглашаете завещание.
– Ну вы же сами верно заметили, что при таком подходе со мной может случиться всё что угодно. Вот поэтому мне и нужен компаньон, который в случае – не дай бог – моего отхода от дел сможет разобраться, проанализировать, повлияло ли каким-то образом моё прямое вмешательство на судьбы пациентов.
– То есть вы предлагаете мне стать вашим компаньоном?
– Не просто компаньоном, а полноправным приемником.
Эту ночь Ларочка не могла уснуть. Она то переживала за доктора, то обдумывала его предложение. Ведь это, с одной стороны, такая ответственность, но и такой соблазн – стать помощником… Кого? Бога? А может, наоборот – дьявола?
14
После похорон Дмитрия Борисовича Ларочка опустошённая вернулась в клинику. Потихоньку она открыла дверь его кабинета, вошла. Подошла к столу и присела на стул.
«Больше никогда он не попросит меня принести две чашки чая», – подумала Ларочка и заплакала.
Немного успокоившись, она подумала: «Что теперь делать?.. Но… Чего бы хотел Дмитрий Борисович? Он, вероятно, хотел бы довести своё дело до конца…»
Тут Ларочка увидела на столе папку с историей Сугробина. Видимо, перед тем как ехать на встречу, доктор решил ещё раз изучить документы.
Ларочка открыла папку и начала читать. Потом вдруг резко вскрикнула: – Ах! – Она вспомнила, что доктор так часто наставлял её не обращать внимания на социальные условности из личных дел, что это вошло в её привычку. Но теперь она вдруг заметила одну из таких условностей.
– Не может быть! – сказала она вслух. Потом резко вскочила и вместе с папкой побежала в администраторскую. Открыла картотеку. Достала другие папки. Прочитала имя первой клиентки: – Дарья Сергеевна. А её мужа звали Вячеслав Владимирович. – Потом быстро перелистала к её рассказу о сыне. – Как же звали мальчика? – пыталась вспомнить она. – А, вот: Дима… – Вновь открыла папку Сугробина. – Дмитрий Сугробин, – прочитала она.
– Дмитрий Борисович! – сказала она вслух и присела. – Не может быть! Но… Как? Как вы сами, Дмитрий Борисович, не смогли понять, что тот мальчик и Сугробин – это и есть вы? – Потом Ларочку вдруг осенило: – Ах! – произнесла она. – Дмитрий Борисович! Вы всё знали! И каждый раз, когда вы встречались с Сугробиным, вы знали, что беседуете с самим собой. А когда встречались с Дарьей Сергеевной… вы говорили… с мамой… И вы всё время, всегда, во всех своих жизнях стремились только к одному, к тому, чтобы поговорить с отцом… И вы верили… Вы свято верили, что ответ находится там, в этом злосчастном доме у моря…
Не в силах больше оставаться в клинике с этими мыслями, Ларочка вышла и села в машину. Цель была ясна. Она совершенно не знала, что она будет искать и зачем вообще туда ехать, но в этот момент времени для неё
